Я летел, взрывая носом глубокий снег, обжигая глотку морозным воздухом. Впереди меня на полголовы, наподобие тучи, мчался Гривастый, сзади хрипели Хромой и Желтохвостый. Лось резко метнулся влево, Гривастый с визгом влетел мне под ноги, я перемахнул через него и с удвоенной яростью бросился на шум ветвей — лось нырнул в ельник. Благо, была полная луна и его шерсть, отливавшая серебром, давала отчётливый силуэт меж чернеющих стволов. Я решил не тратить сил и срезать дорогу глухим оврагом. Овраг огибал ельник и вёл к застывшему озеру. Я знал, лось пойдёт туда, откуда пришёл. Сзади, прыжках в тридцати от меня, грузно нырял по снегу Гривастый. Его почти не было заметно, если бы не жадный блеск глаз. Он знал, что это наша добыча, наша награда за долгую голодовку, за редких мышей под снегом, за Хромого и Желтохвостого, которые безнадёжно отстали в этой смертельной погоне. Теперь мы с Гривастым бежали по дну глубокого оврага, я впереди, он немного поодаль. Лося не было видно, но казалось, я чувствую всем нутром запах его взопревшей от бега шерсти. Луна недвижно торчала над головой. Мне показалось, я недостаточно быстро бегу — всё тело, подчинившись какой-то неведомой и могучей силе, превратилось в чудовищный механизм. Лёгкая наледь резала передние лапы, и я умудрился на ходу подрезать её челюстью. Начался крутой подъём. Гривастый, поперхнувшись снегом, громко захрипел и захаркал. Мои мышцы окаменели от бесконечного напряжения, подъём стал настолько крут, что пришлось забираться почти стоя. Подтянувшись на обледенелом краю передними лапами и помогая мордой, я выкарабкался наверх. Замер на секунду, как учил отец, и тут же, не ворочая головой, увидел сразу всё: впереди — белая равнина озера; справа — чёрный ельник; сзади — гривастый с остервенением, прыгая на задних лапах, лезет за мной. Я сделал небольшой круг и поймал запах... Нет, это не запах лося. Пахло мороженой рябиной и птицей. Острее всего почему-то чувствовался запах табачного дыма. Наконец-то Гривастый с третьего разу выбрался наверх. Рванул, было, вперёд, но скоро тоже заюлил на месте — почуял опасность.

Вдруг воздух взорвался — совсем рядом хлопнул выстрел, другой... Эхо откатилось к фиолетовому горизонту. Мы с Гривастым присели. Видимо, наша охота подошла к концу. Ещё в нерешительности, покрутившись на месте, вернулись к обрыву. Оттуда уже тяжело дыша, с открытой пастью поднимались Желтохвостый и Хромой. Лось был единственной надеждой протянуть в лесу хотя бы неделю. Теперь же из этого леса нужно было уходить, но только после как сойдут морозы — впереди лежала дорога через долгую степь. От Хромого и Желтохвостого валил пар, мы с Гривастым уже успели немного поостыть. Вдруг все насторожились, а Гривастый нетерпеливо скульнул и припал на передние лапы: знакомый запах сладкой и горячей крови послышался оттуда, из тёмных елей.

В руках мужика с рябым лицом блеснуло лезвие, он мастерски проехал им по горловине и брюху лосиной туши, мужик помоложе крутился рядом, зачем-то попробовал перевернуть лося на другой бок за задние ноги. Всё у него выходило неловко от того, что он боялся крови, темноты и присутствия смерти.

— На-ка, требуху вывали,— рябой, мазнув себе рукавом по носу, протянул нож товарищу с какай-то идиотской и неуместной ухмылкой. Молодой несколько раз ткнул в упругое брюхо чуть не поранив руку, выматерился, отбросил нож и запустил обе ладони в тёплые внутренности, словно в чужой, распоротый им мешок: — Ух ты, дёрнулся, сука!..

Рябой принялся аккуратно сдирать шкуру, проворно работая своими толстыми пальцами: — Ничего, это сейчас... это мы быстро… — с вожделением приговаривал он.

Молодой обрезал ножом вытянутые кишки, то и дело очищая руки о снег. Занятная была картина: сухонький мужичок лет шестидесяти в фуфайке и здоровенных керзачах не по размеру, с ним нерасторопный напарник средних лет походили на двух муравьев, которые гложут мёртвую гусеницу,— унести её целиком нет возможности, а посему надо расчленить.

Рябой, крякнув, рубанул топориком по ляжке. Его товарищ потрошил рюкзаки. Палатку, телогрейку, котелок и прочие вещи решили пока припрятать тут в снегу, а вернуться за ними позже. Видно, они не ожидали такой удачи, лось был подарком судьбы, чистой случайностью.

Хромой оказался намного смелей, чем я думал. Он ближе всех подошёл к людям, потом обернулся — подал знак. Желтохвостый всё время вертелся сзади, пристраиваясь то за мной, то за Гривастым. Гривастый скалился и упрямо полз вперёд, нервно подрагивая задом. Мы знали, что этот лось принадлежит нам по всем законам охоты, Желтохвостый начинал меня раздражать своей трусостью, я огрызнулся, он ощетинился и отпрыгнул в сторону. Те, двое у лося, замерли — мы тут же легли в снег. Хромой уже успел обойти их, и поэтому был ближе всех. От него до мужика в фуфайке оставалось три прыжка — и Хромой сделал их!.. Рябой успел взмахнуть топориком и заехал зверюге между рёбер. Для нас это было сигналом, Гривастый и я в несколько прыжков оказались рядом, мои клыки врезались в вату, над головой что-то блеснуло, я дёрнулся вбок, человек не удержался и, развернувшись, упал спиной на меня. Гривастый махом прыгнул ему на грудь и пастью обнял его глотку...

Тот из охотников, который выжил, всю ночь просидел на дереве. Он взобрался повыше, где начинали расти сучья, и привязал себя шарфом к стволу. Хромой отполз от нас, насколько хватило сил, за ним тянулся тёмный след. Он ни скулил, ни разу не взвизгнул от боли, только тяжело дышал и хватал зубами снег, — Желтохвостый несколько раз спускался к нему с мясом, но Хромой воротил морду и тоскливо смотрел в сторону озера. Всю ночь Желтохвостый был недалеко от него, иногда он испускал тоскливый вой и тогда человек на дереве вздрагивал и что-то отрывисто и громко говорил. Все знали, что он боится.

Утром Хромой издох. Мы обнюхали его тело, Гривастый несколько раз лизнул в морду: да, это был запах смерти.

* * *

Сараев всю ночь слышал, как волки жрали животное, когда чуть рассвело, на грязном снегу увидел обглоданные кости, измочаленные остатки туши. Отрубленная голова была нетронутой, шагах в десяти, на боку, лежал Кузьмич с перекушенным горлом. Лицо его запрокинулось вверх и странно улыбалось, волки находились ниже этого кровавого места, метрах в пятидесяти, они обнюхали своего издохшего товарища, один из них с густой холёной гривой задрал морду и протяжно завыл, вслед за ним заскулили остальные. Сараеву стало жутко, он не знал, сколько ещё придётся просидеть на этом проклятом дереве. Пальцы окоченели, будто чужие, хоть отрубай. Хорошо, что ночью догадался привязаться шарфом, теперь бы он не смог этого сделать. Самое отвратительное, что валенки остались внизу, и теперь ему приходилась сидеть в одних носках. Он долго кричал, пока не охрип, дышал в овчинный воротник, тёр им руки, лицо, потом снова орал... Безответное эхо терялось в лесу... Волки как нарочно не уходили отсюда, ночью они опять выли и щипали остатки туши. На вторые сутки лось был съеден, но, как ни странно, до мёртвого Кузьмича они не дотронулись.

В объятиях мороза трещали стволы деревьев. Молодой волк начал кружить вокруг ели. Он ставил на неё передние лапы и тянулся мордой вверх, словно хотел достать человека.

У Сараева ломило в висках от мороза. Он испуганно тёр ногами о шершавый ствол, но не чувствовал их. Нужно добраться до ружья — его лакированный приклад торчал из-под трупа Кузьмича. Сараев огляделся и принялся потихоньку спускаться, не отвязывая шарфа. Помешали сучья, пришлось негнущимися пальцами и зубами перевязывать по-новой. На это ушло около часа... Когда до земли оставалось два метра, Сараев остановился. сквозь смерзающиеся от слёз ресницы он вглядывался в деревья вокруг себя, но нигде не мог найти их — лес окутала морозная тишина. Сараев ещё раз оглянулся для проформы и пополз вниз, неуклюже обхватив ствол, как свою бабу после долгой разлуки. Сзади послышался хруст снега — Желтохвостый клацнул зубами и, разодрав ему штанину от колена, тут же вывернулся и схватил его за ступню. Сараев истошно завопил и ткнул пяткой в волчью морду. Желтохвостый взвизгнул от боли — попал прямо в глаз — и затряс головой...

Волки, усевшись кругом у ели, дежурили всю ночь. Они уже не выли, не нападали, не бегали вокруг; они словно сфинксы, молча, смотрели в глаза чужой смерти, не смея шевельнуться.

Утром пошёл снег и они друг за другом отправились через озеро в степь... Тяжёлые хлопья закрывали их следы — двух человек, один из которых по пояс в снегу сидел с закрытыми глазами у ели, привязанный к ней домашним вязанным шарфом.

Кружнов Андрей Эдуардович
e-mail: andrey6202@mail.ru;
site: http://www.a6202.ru

Вся информация охраняется законом об авторских правах и может быть использована только с разрешения автора и с указанием на источник.